как внушать страх
Внушать страх
Идеографический словарь русского языка. — М.: Издательство ЭТС . Баранов О.С. . 1995 .
Смотреть что такое «внушать страх» в других словарях:
внушать страх — ужасать, шугать, быть грозой, нагонять страху, повергать в трепет, устрашать, пугать, приводить в трепет, пугать до смерти, вселять страх, отпугивать, страшить, вгонять в дрожь, вселять ужас Словарь русских синонимов … Словарь синонимов
страх — внушать страх • действие, каузация вызвать страх • действие, каузация вызывать страх • действие, каузация изгонять страх • действие, объект, прерывание испытывать страх • действие, объект наводить страх • действие, каузация напал страх • действие … Глагольной сочетаемости непредметных имён
внушать — (не) внушать доверия • действие, каузация внушать надежду • действие, каузация внушать серьёзные опасения • действие, каузация внушать страх • действие, каузация внушать уважение • действие, каузация … Глагольной сочетаемости непредметных имён
ВНУШАТЬ — ВНУШАТЬ, внушаю, внушаешь, несовер. (к внушить). 1. что кому чему. Вызывать, возбуждать по отношению к себе какие нибудь ощущения, мысли, заставлять чувствовать что нибудь. Он внушает мне отвращение. Внушать к себе страх. Внушать почтение. ||… … Толковый словарь Ушакова
внушать — ВНУШИТЬ, шу, шишь; шённый ( ён, ена); сов., что кому и с союзом . Воздействуя на волю, сознание, побудить к чему н., заставить усвоить что н. В. страх. В. уважение к старшим. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
Страх — Имена существительные ПА/НИКА, испу/г, переполо/х, смяте/ние и смяте/нье, трево/га, устар. вспо/лох. Внезапный непреодолимый страх, охвативший кого либо (обычно сразу многих людей). СТРАХ, боя/знь, испу/г, опасе/ние, па/ника, тре/пет … Словарь синонимов русского языка
внушать — глаг., нсв., употр. сравн. часто Морфология: я внушаю, ты внушаешь, он/она/оно внушает, мы внушаем, вы внушаете, они внушают, внушай, внушайте, внушал, внушала, внушало, внушали, внушающий, внушаемый, внушавший, внушая; сущ., с … Толковый словарь Дмитриева
внушать — ВНУШАТЬ, несов. (сов. внушить), что кому и с прид. изъясн. Воздействуя на волю, сознание кого л., побуждать (побудить) к чему л.; заставляя усвоить что л., прийти к какой л. мысли, заключению; Син.: вливать, вселять, навевать, наводить, Разг.… … Большой толковый словарь русских глаголов
действие — возыметь действие • действие действие кончилось • действие, субъект, окончание действие направить • действие действие начинается • действие, субъект, начало действие основано • касательство действие производить • действие действие происходит •… … Глагольной сочетаемости непредметных имён
каузация — (не) внушать доверия • действие, каузация (не) давать повод • обладание, каузация (не) давать покоя • обладание, каузация (не) давать полного представления • обладание, каузация беречь здоровье • обладание, каузация, продолжение, содействие… … Глагольной сочетаемости непредметных имён
Журнальный зал
толстый журнал как эстетический феномен
- Новые поступления
- Журналы
- ЖУРНАЛЬНЫЙ ЗАЛ
- Арион
- Вестник Европы
- Волга
- Дружба Народов
- Звезда
- Знамя
- Иностранная литература
- Нева
- Новая Юность
- Новый Журнал
- Новый Мир
- Октябрь
- Урал
- НОН-ФИКШН
- Вопросы литературы
- НЛО
- Неприкосновенный запас
- НОВОЕ В ЖЗ
- Homo Legens
- Prosōdia
- ©оюз Писателей
- День и ночь
- Дети Ра
- Зеркало
- Иерусалимский журнал
- Интерпоэзия
- Крещатик
- Новый Берег
- АРХИВ
- ВОЛГА-ХХI век
- Зарубежные записки
- Континент
- Критическая Масса
- Логос
- Новая Русская Книга
- Новый ЛИК
- Отечественные записки
- Сибирские огни
- Слово\Word
- Старое литературное обозрение
- Студия
- Уральская новь
- Проекты
- Вечера в Клубе ЖЗ
- Египетские ночи
- Премия «Поэт»
- Премия Алданова
- Премия журнала «Интерпоэзия»
- Поэтическая премия «Anthologia»
- Страница Литературной премии И.П.Белкина
- Страница Литературной премии им. Ю.Казакова
- Академия русской современной словесности
- Страница Карабчиевского
- Страница Татьяны Тихоновой
- Авторы
- Выбор читателя
- О проекте
- Архив
- Контакты
Опубликовано в журнале: НЛО 1998, 34
УСПЕХ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ
У меня есть два противоположных мнения об успехе — литературном и вообще артистическом, — которые я не хочу мирить между собой. Оба при этом радикальны.
Первое: все стоящее в искусстве и в мысли непременно должно увенчаться прочным, широким и неоспоримым успехом.
Второе: все стоящее непременно встречается обществом враждебно.
Советовали ему и то, и это — если с голоду помирает, так сам виноват.
Нас его шарлатанские причитанья, слава Богу, не убедят.
А деньги, так их едва хватает для господ профессоров,
Которые в дальнейшем о нем прочитают курсы и удостоятся различных орденов.
Итак, прославим единодушно Верлена, тем более, он умер, говорят,
А этого единственно ему не хватало. Но главное, чему я рад,
Мы все понимаем его стихи, все, особенно если барышни поют под рояль.
Изобретательность Клоделя в изложении этой тривиальной темы состоит в том, что рассказ о чудесной метаморфозе заумного шарлатана в национального классика поручен рассказчику, для которого, собственно говоря, ничего не произошло. Этот рассказчик — Месье Публика. И повествовательный ход Клоделя дает понять, что “недоразумения” вовсе не кончаются со сменой общественной оценки на противоположную. Отмахивается ли современник от зауми Мандельштама — или “понимает” его, особенно под рояль, а еще лучше в интерпретации Аллы Пугачевой, — дела, то есть, “нас” не меняет (я имею в виду “нас” из того же клоделевского монолога о Верлене:
Лучше напиться, как свинья, чем быть похожим на нас.)
Потому что самая малая доля понимания “классиков” должна была бы предостеречь от подобного обращения со следующим верленом. Чего, как известно, не случается. Чаще бывшего изгоя употребляют в качестве дубинки для новых: “Вот, поучитесь у Мандельштама. У него все понятно и красиво.” Я хотела бы обратить внимание, что вражда Автора и Общества — очень давнего происхождения, вовсе не эпохи “проклятых поэтов”, романтизма и вообще “вызывающего” и “трудного” искусства. Может быть, у Сафо на родном острове все еще было в порядке. Но уже Гораций писал: “Procul este profani!” И дело вовсе не в сложности и элитаризме. Критики Данте упрекали его скорее в популизме, чем в элитаризме — зачем он писал на народном языке? любой невежда прочтет!
Чего же не любит пресловутая толпа, “подруга заблуждений”? Ронсар (о котором дальше пойдет речь) полагает:
— Святого таинства. Толпе оно темно —
И ненавистно ей, когда обнажено.
Замечу, что я лично не разделяю такой фундаментальной мизантропии — ни в приведенных строках Ронсара, ни в пушкинских, где толпа
. плюет на алтарь, где твой огонь горит.
Но сама повторяемость мотива толпы (“многих”, как называл это Гераклит) как кощунства что-то значит! Можно только дополнить его другим наблюдением: что без какого-то огня, какого-то алтаря толпа тоже не может жить. Но явно предпочитает, чтобы этот огонь горел на дорогой могиле, а мы продолжали бы себе существовать во времена, когда новое явление чего-то подобного “уже невозможно”.
Есть еще одна возможность совместить два противоположных и равно неоспоримых для меня суждения, о непременном успехе и непременном неуспехе стоящего автора. Не размещая их во времени (сначала непременно побивают, затем непременно поклоняются), а усмотрев в том, что носит общее имя искусства, существенно разные феномены. Здесь я снова обращусь к французскому поэту, которого мне довелось переводить, но к поэту более ранних времен, благодушному и рассудительному Ронсару.
Два разных ремесла, похожие на вид,
Взрастают на горах прекрасных Пиерид.
Одно из этих ремесел — вдохновенное, пифическое творчество:
Бог горячил их дух. Он гнал, не отпуская,
Каленым острием их сердце подстрекая.
Другое — ремесленное рифмачество:
Стихослагатели — так назовем мы их.
На место божества они возводят стих.
Относительно обсуждаемой нами темы, успеха, и те, и другие, как ни странно, в равном положении. Обоих ждет провал. Впрочем, по разным причинам. Божественные певцы
Толпе бессмысленной внушают смех и страх.
Рифмачи же, напротив, глупее толпы, они не умеют ее увлечь (кое в чем разбирается и “ чернь жестокая, подруга заблуждений”!): рифмач, вечный ученик
Чернила изведет и краски истощит,
А намалюет то, что нас не обольстит.
Однако я не назвала бы Ронсара благодушным и рассудительным, если бы он остановился на этой тривиальной дилемме гениев и рифмачей. Дело в том, что гениев — по Ронсару — мало! очень мало, меньше, чем мы можем себе представить, читатель!
Немного их, Гревен, досель явилось миру:
Четыре или пять.
Меньше, чем ветхозаветных пророков! Все же остальные — а к ним Ронсар причисляет и себя — относятся к третьему роду:
Меж этих двух искусств мы третье углядим,
Что ближе к лучшему — и сочтено благим.
Его внушает Бог для славы человека
В глазах у простецов и суетного века.
Так вот к этому среднему, третьему искусству, быть может, и относится мое убеждение в том, что любое хорошее произведение должно иметь успех. Успех и слава входят в самое задание, в самый замысел такого рода творчества. Для того и внушен этот дар. Это совсем не низкий успех, это выполнение задачи, общественного служения поэта, это знак того, что порученное ему сообщение доведено до адресата.
Этот “третий поэт”, как его описывает Ронсар, — весьма привлекательное существо, с известными — “поэтическими” — недостатками:
Испив пермесских струй, как бы во искупленье
Я одурманен сном, мечтательством и ленью .
Неловок, говорлив, печален, неумерен,
Беспечен; ни в скорбях, ни в счастье не уверен, —
но отнюдь не монстр, наоборот:
Мне сердце мягкое даровано судьбою.
Не то же ли говорили о своем сердце Сафо, Пушкин, Ахматова? Да и Ронсар предполагает, что нрав его — представительный, профессиональный нрав:
Таков мой нрав, Гревен. Быть может, таково
И всякого из нас, поэтов, естество.
Слава любит в их лице лучший образец обычного, в сущности, человека. Не монстра, не выжженную сивиллу: это просто “добрый малый, Как ты да я да целый свет”. Чуть ребячливее других — и значительно чувствительнее других к гармонии, вот и все. Если бы пресловутая “толпа” не любила такого искусства, изящного и человечного, со своим волшебством, своим секретом (о рифмаче у Ронсара говорится:
Так вечный ученик, не выведав секрета
Волшебного стиха и верного портрета. )
это было бы слишком печальным свидетельством о роде человеческом.
Что же касается искусства “первого рода”, я, пожалуй, разделяю пессимизм Ронсара: оно обречено на гонение общества — пока его не переложат для пения под рояль, шепота под гитару или рева под электронику. В сущности, в широком восприятии Пушкина его сухое, чистое письмо мысленно переложено на музыку Чайковского. Без аккомпанимента художник первого рода разделяет судьбу другого меньшинства, как заметила Цветаева:
В сем христианнейшем из миров
Но ведь таких, как уверенно говорил Ронсар, совсем немного: “четыре или пять”! Откуда же все эти — бесчисленные и хронические —“недоразумения”? Мне кажется, из-за исчезновения самой идеи “третьего искусства”. Из-за того, что от старой ронсаровой триады уцелело только две возможности, причем вторая из них слишком непривлекательна (“вечные ученики”, “рифмачи”). Пускаясь на дебют, почти все сочинители имеют в виду то высшее безумие, которое разлучает с обществом.
Быть может, заметят мне, масскультура и заполняет эту третью нишу? И постмодернистский поворот от “обреченного на неуспех” искусства к “успешному”, который провозгласил У. Эко, и есть возрождение старинного здравомыслия Ронсара? Но к “третьему роду” Ронсар относил греческую трагедию, например.
для славы человека
В глазах у простецов
нужно что-то другое. Простец, как правило, не садомазохист. Никакой теоретик не заставит простого человека полюбить скуку.
Что же до успеха безуспешного пифического искусства, то все-таки дело не так просто. И у него бывает читатель. Быть может, числом этот читатель соизмерим со своими авторами, может, таких тоже “четыре или пять”. Что же касается выбора такого читателя, то он происходит, по моему впечатлению, не на основании пресловутого “гамбургского счета” и профессиональной посвященности (хотя не без этого), но как-то иначе. Может быть, на основании особого рода незапуганности общим мнением (каким бы либеральным это общее мнение не было). Такой читатель бывает и при жизни — и у осмеянного Верлена он был:
Ему платили кой-какой гонорар и студенты перед ним благоговели.
Посмертная слава, пение барышень под рояль, введение в реестр классики — в недавние времена все это просто подхватило и тиражировало то, раннее признание — признание со стороны чуткого (по большей части маргинального) читателя. Его мнение почему-то впоследствии оказывалось авторитетным.
Я совсем не уверена, что это универсальная закономерность, что так и будет впредь. Что чуткий читатель, как прежде, представляет собой гостя из будущего в современности, авангард культуры. Может быть, теперь это ее арьергард. Или же он теперь — островная “субкультура”, как скажут социологи.
Жизнь художника без ощутимого отзыва, без ожидающего внимания очень тяжела. Она подрывает уверенность в том, что ты делаешь не свое, а общее дело. Без этой простой уверенности голос становится или угрюмо глухим, или срывается на визг. В этом и состоит человеческое лицо успеха и признания, в участии — или хотя бы в доверии. Если сравнивать этот опыт с другим, общечеловеческим — с неразделенной любовью, — я бы сказала, что этот тяжелее. Это неразделенная дружба. Известны апокрифические слова Бетховена: “Если бы люди как следует послушали мою музыку, они стали бы счастливы!” Вот “если бы” и говорит о том, что такое неразделенная дружба. Со стоической отрешенностью относиться к этому, конечно, можно — но скорее всего получится просто хорошая мина при плохой игре.
Однако есть и хорошая игра — утешение самой вещью, ее слухом, тем, как она себя и тебя слышит. Это не иллюзия. Если иллюзия — то для тех, для кого все иллюзия. Это зелье слаще успеха:
Как он, без отзыва утешно я пою
И тайные стихи обдумывать люблю.
В частности, обдумывать и эту рифму — глагольную и, хотя допустимую тогдашними правилами рифмовки, но все же остро неточную — плохую рифму в финальной позиции!
Да, я думаю, что дело не в “гамбургском счете”, а, как уже почти двести лет назад, как всегда — в “тебе самом”:
Как вызвать страх и зачем?
Страх – это очень сильное эмоциональное оружие, которое воздействует не только на окружающих и на нас самих. Как вызвать страх и зачем это нужно делать? Чтобы разобраться в данном вопросе, понадобиться окунуться в азы психологии человека.
Как вызвать страх и зачем?
Чтобы понять, как вызвать страх, нужно просто знать его причины:
Страх может выражаться, как врожденное. Он может быть сконцентрирован на различных уровнях и зависеть от самых разнообразных воздействий. Психологи делают акцент на различные моменты, которые вы сами в состоянии выявить, создав объекту необходимые условия, например, одиночество. Когда человек остается наедине с собой, у него возникает чувство страха. Поверьте, в такой ситуации ему никуда не деться. Люди с подобной фобией начинают замыкаться в себе и совсем не ищут выхода. С тем же успехом можно воздействовать на человека, если он боится воды, или, скажем, высоты.
Часто нашу психику нарушают всевозможные фильмы, истории и тому подобное. У человека вырабатывается чувство страха за счет того, что с нашими действиями никак не связано. Страх сам закладывается, как программа, в мозг. Человек начинается бояться привидений, акул, воров, маньяков, причем все это может быть абсолютно необоснованно. Однако, зная эти моменты, вы можете грамотно вызвать страх.
Встречаются и такие моменты, когда чувство страха сливается у людей с другими чувствами. Это очень интересная ситуация, ведь люди в таком состоянии сами не понимают, боятся они или смущаются, или радуются, или злятся… Этот список бесконечен. Как воздействовать в таком случае на человека и вызвать страх? Абсолютно разными путями: рассказывать истории, давить морально, указывать на недостатки, сравнивать. Если человек не может разделить свои эмоции, то это уже глобальная проблема, помните это!
Напоследок отмечу, что самое сильный и влиятельный метод, который способен вызвать страх – это боль. Да, именно через боль можно воздействовать на различные виды чувств, но в большей степени именно на страх. Однако боль тоже бывает разная: душевная, физическая. Играя с различными видами чувств, вы можете быстро добиться нужного влияния. Но знайте, что порою попадаются такие люди, у которых чувство страха слабо выражено, поэтому пытаясь воздействовать на них, вы можете сами угодить в подобную ловушку.
Мои университеты
Итак — я еду учиться в казанский университет, не менее этого.
Мысль об университете внушил мне гимназист Н. Евреинов, милый юноша, красавец с ласковыми глазами женщины. Он жил на чердаке в одном доме со мною, он часто видел меня с книгой в руке, это заинтересовало его, мы познакомились, и вскоре Евреинов начал убеждать меня, что я обладаю "исключительными способностями к науке".
— Вы созданы природой для служения науке, — говорил он, красиво встряхивая гривой длинных волос.
Я тогда ещё не знал, что науке можно служить в роли кролика, а Евреинов так хорошо доказывал мне: университеты нуждаются именно в таких парнях, каков я. Разумеется, была потревожена тень Михаила Ломоносова. Евреинов говорил, что в Казани я буду жить у него, пройду за осень и зиму курс гимназии, сдам "кое-какие" экзамены — он так и говорил: "кое-какие", — в университете мне дадут казённую стипендию, и лет через пять я буду "учёным". Всё — очень просто, потому что Евреинову было девятнадцать лет и он обладал добрым сердцем.
Сдав свои экзамены, он уехал, а недели через две и я отправился вслед за ним.
Провожая меня, бабушка советовала:
— Ты — не сердись на людей, ты сердишься всё, строг и заносчив стал! Это — от деда у тебя, а — что он, дед? Жил, жил, да в дураки и вышел, горький старик. Ты — одно помни: не бог людей судит, это — чорту лестно! Прощай, ну.
И, отирая с бурых, дряблых щёк скупые слёзы, она сказала:
— Уж не увидимся больше, заедешь ты, непоседа, далеко, а я — помру.
За последнее время я отошёл от милой старухи и даже редко видел её, а тут, вдруг, с болью почувствовал, что никогда уже не встречу человека, так плотно, так сердечно близкого мне.
Стоял на корме парохода и смотрел, как она там, у борта пристани, крестится одной рукою, а другой — концом старенькой шали — отирает лицо своё, тёмные глаза, полные сияния неистребимой любви к людям.
И вот я в полутатарском городе, в тесной квартире одноэтажного дома. Домик одиноко торчал на пригорке, в конце узкой, бедной улицы, одна из его стен выходила на пустырь пожарища, на пустыре густо разрослись сорные травы, в зарослях полыни, репейника и конского щавеля, в кустах бузины возвышались развалины кирпичного здания, под развалинами — обширный подвал, в нём жили и умирали бездомные собаки. Очень памятен мне этот подвал, один из моих университетов.
Евреиновы — мать и два сына — жили на нищенскую пенсию. В первые же дни я увидал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из небольших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для трёх здоровых парней, не считая себя самоё?
Была она молчалива; в её серых глазах застыло безнадёжное, кроткое упрямство лошади, изработавшей все силы свои: тащит лошадка воз в гору и знает — не вывезу, — а всё-таки везёт!
Дня через три после моего приезда, утром, когда дети ещё спали, а я помогал ей в кухне чистить овощи, она тихонько и осторожно спросила меня:
— Вы зачем приехали?
— Учиться, в университет.
Её брови поползли вверх вместе с жёлтой кожей лба, она порезала ножом палец себе и, высасывая кровь, опустилась на стул, но, тотчас же вскочив, сказала:
Обернув носовым платком порезанный палец, она похвалила меня:
— Вы хорошо умеете чистить картофель.
Ну, ещё бы не уметь! И я рассказал ей о моей службе на пароходе. Она спросила:
— Вы думаете — этого достаточно, чтоб поступить в университет?
В ту пору я плохо понимал юмор. Я отнёсся к её вопросу серьёзно и рассказал ей порядок действий, в конце которого предо мною должны открыться двери храма науки.
— Ах, Николай, Николай.
А он, в эту минуту, вошёл в кухню мыться, заспанный, взлохмаченный и, как всегда, весёлый.
— Мама, хорошо бы пельмени сделать!
— Да, хорошо, — согласилась мать.
Желая блеснуть знанием кулинарного искусства, я сказал, что для пельменей мясо — плохо, да и мало его.
Тут Варвара Ивановна рассердилась и произнесла по моему адресу несколько слов настолько сильных, что уши мои налились кровью и стали расти вверх. Она ушла из кухни, бросив на стол пучок моркови, а Николай, подмигнув мне, объяснил её поведение словами:
Уселся на скамье и сообщил мне, что женщины вообще нервнее мужчин, таково свойство их природы, это неоспоримо доказано одним солидным учёным, кажется — швейцарцем. Джон Стюарт Милль, англичанин, тоже говорил кое-что по этому поводу.
Смотрите также по произведению «Мои университеты»:
Источники:
Внушать страх
Идеографический словарь русского языка. — М.: Издательство ЭТС . Баранов О.С. . 1995 . Смотреть что такое «внушать страх» в других словарях: внушать страх — ужасать, шугать, быть грозой,
http://ideographic.academic.ru/3871/%D0%B2%D0%BD%D1%83%D1%88%D0%B0%D1%82%D1%8C_%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%85
Журнальный зал
Журнальный зал Русского Журнала: НЛО, 1998 №34 — Ольга Седакова — Успех с человеческим лицом
http://magazines.russ.ru/nlo/1998/34/sedak.html
Как вызвать страх и зачем?
Страх – это очень сильное эмоциональное оружие, которое воздействует не только на окружающих и на нас самих. Как вызвать страх и зачем это нужно делать? Чтобы разобраться в данном вопросе,
http://www.astromeridian.ru/medicina/kak_vyzvat_strah.html
Мои университеты
Litra.RU :: Полное содержание Мои университеты Горький М.
http://www.litra.ru/fullwork/get/woid/00933031222705230514/