Хороший Главбух — Бух Магия

Глава XIII — Будни мусорщика. Грязная работа

Моё жилище Агмус обставил в слегка несвойственной ему манере, оно представляло симбиотический характер классической Англии с вкраплениями модерна. Классика проявлялась в стенах, окнах, картинах и частично в мебели. И тут же соседствовала с модернистскими шкафами, люстрами, полками для книг и ванной комнатой. Не скажу что я быстро привык к этой квартире, но она сразу же расположила меня интересными картинами. Из них я могу выделить репродукции “Демона сидящего” Врубеля, “Охотников” Брейгеля и “Корабль среди бурного моря” Айвазовского.

Питался я теперь гораздо лучше. Раз в неделю ко мне приезжал дамфер синдиката, держащий в руках мини-холодильник, наполненный ёмкостями с кровью. Кровь принадлежала здоровым людям, чьи умственные способности были выше среднего. Кровь каждого индивида была распределена по отдельным ёмкостям. Я никогда её не смешивал. Это была чистая кровь, от неё исходил первозданный аромат. Я доставал её из холодильника, наливал в стакан, давал ей немного нагреться при комнатной температуре, а затем не спеша выпивал. Качественная кровь не шла ни в какие сравнения с пакетами донорской крови, которые я раньше покупал в госпиталях.

Оружие и необходимое снаряжение для выполнения работы, я всегда мог получить в одном из зданий синдиката, совмещавших в себе арсенал, складские и офисные помещения. Но я всегда с неохотой расставался со своим кольтом. А нож с волчьей рукояткой вообще всегда был при мне. Одно из таких зданий находилось в трёх кварталах от моей квартиры. Там к моим услугам было стрельбище и спортивный зал.

На карманные расходы Агмус выделял мне много средств. Однако я не знал на что и куда мне их тратить, у меня не было столько потребностей, для которых пригодились бы эти деньги. Поэтому я как и прежде покупал себе за них только книги и одежду, иногда наведывался к парикмахеру.

Возможно мой инициатор рассчитывал, что я буду тратить их на женщин, учитывая мои мужские потребности. Однако я научился подавлять в себе желание овладеть женщиной, и даже страшился мыслей об этом. По ночам, когда мне снилось соитие с воображаемой партнёршей, в момент освобождения семени, страх проникал в меня, дикий ужас сливался воедино с оргазмом. Я не забыл ничего, из того что я сделал с Михаэлой. В память о ней, у меня осталась небольшая фотография в рамочке. На ней были запечатлены двое смеющихся детей, которых она снимала в день нашего знакомства. Михаэла подарила мне это фото за пять дней до той трагичной ночи. Я возил его всегда с собой. Оно было завёрнуто, я очень редко на него смотрел. Но так и не смог от него избавиться. Я никогда не обсуждал свою интимную жизнь с Агмусом. Он же, наверняка считал бестактным, интересоваться подобными вещами у меня.

Машину в Лондоне я не видел смысла приобретать. Когда же дело касалось окрестностей города, или его пределов, тогда я арендовал автомобиль на нужный срок. Поэтому оставшиеся фунты, я просто складывал в укромное место, собирая их для неизвестных целей.

День обращения в зверя я проводил в маленькой деревушке Шер графства Суррей, что находилась в 35 милях от Лондона. В ней был дом принадлежащий магистру Барталею. Его подвал Агмус переоборудовал под мои нужды: звукоизолировал акустической минеральной ватой, уплотнил стены, установил стальные решётки и двери. Я мог оставаться в этом доме по несколько дней. Бродил по окрестностям живописной деревушки, отдыхая от городской суеты.

Регулярно я ездил в Уэст-Энд, там находился Ignis-хауз. Агмус не позволял мне забирать книги из его библиотеки с собой. Но мне всегда было разрешено приходить в особняк, пользоваться библиотекой, и проводить там столько времени, сколько мне хотелось. Книги фамильной библиотеки Барталеев были написаны на различных языках. Жаль что я знал только три языка, и не мог прочитать всё что меня интересовало. Однако и без того, я просиживать в ней часами. Иногда, когда я засиживался допоздна, слепой и немой дворецкий Барталеев по имени Нейтан, который являлся единственной прислугой в этом большом доме, устраивал мне ночлег в бывшей комнате Агмуса.

Усатый магистр позволял мне ходить по всем открытым комнатам поместья, которых, как вы знаете, было не мало. Иногда я поднимался на чердак и наблюдал за звёздами, иногда гулял, осматривая мебель, картины и другие предметы интерьера старого особняка. Запертых дверей я обнаружил только три. Одна вела в рабочий кабинет Агмуса. Другая – в странную комнату, в которой обитал некий Мэлло. Третья, как мне казалось, должна была вести в подвал. Ведь у такого габаритного особняка, непременно должно быть просторное подвальное помещение.

О себе усатый магистр рассказывал не много и не охотно. Родился он в XVI столетии в семье знатных вельмож Барталеев на севере Британии. Отец его владел несколькими замками, привольными охотничьими угодьями и держал небольшое войско. Отец, как и дед, был потомственным часовщиком, мать же – кукловодом. При смешении генов представителей разных каст, в детях, до полового созревания, частично проявляются признаки обоих каст. Потом на этапе взросления начинает преобладать, а затем до конца брать верх, ген одного из родителей. Таким образом у родителей Агмуса родилось двое мальчиков и шестеро девочек. Мальчики унаследовали ген отца, в них проявился ум и хитрость касты часовщиков. Девочки унаследовали гены матери, способности к манипуляции и порабощению узами крови касты кукловодов.

За свою долгую жизнь семейство Барталеев перевидало и пережило великое множество заговоров, революций и войн. Дед Агмуса погиб в войне Англии с Испанией при диктатуре Кромвеля. Мать была казнена во время мятежа в Ирландии при правлении Вильгельма Оранского. Отец погиб в войне за испанское наследство, будучи соратником герцога Мальборо. Две сестры Корделия и София, не оставив потомства, отдали жизни во время погромов в разгаре Французской революции. Ещё одна сестра Энлиль уехала в 40-вых годах XIX века далеко на восток, последнее известие пришло от неё из Лаоса, после этого о её судьбе ничего не известно, однако скорей всего она уже давно мертва. Трое оставшихся сестёр живи и здоровы: одна по имени Астарта живёт в Англии, другая имя которой Силена живёт в Германии, третья по имени Эрмина – в США.

— А что стало с вашим братом? Вы говорите о нём в прошедшем времени. – Спросил как-то раз я, во время наших разговоров.

— Мой брат… — Агмус нахмурился, очевидно что ему хотелось бы обойти эту тему, — мой брат… он был очень умён и скрытен. Любил разгадывать загадки. Охотился за древними книгами и артефактами, мотался по всему миру занимаясь археологическими раскопками. В общем, был одержим поисками чего-то особенного… он исчез пару веков назад. Я ничего о нём не знаю. – Закончил усатый магистр.

Имени его Агмус не назвал. Эту деталь я отметил про себя.

О делах магистра Барталея я знал не так много, как бы мне хотелось. Периодически он ездил в несколько научно-исследовательских центров Британии, часто летал во Францию, Германию и Соединённые Штаты с некими визитами. Его лицо нельзя было увидеть на ТВ, в прессе или Интернет-ресурсах. В целом, мой инициатор не был публичной персоной. Ко всему прочему Агмус обладал поразительной любознательностью и разносторонностью, очень разные сферы его чрезвычайно занимали. Он умел перенаправлять внимание на нечто конкретное в короткий срок, а не рассеивать внимание на всё и сразу. Очень любопытная черта.

О делах внутри ордена и синдиката я знал ровно столько, сколько мой инициатор рассказывал мне. Довольно не много, скажу я вам. А мотивировал он это тем, что не желал втягивать меня в бесконечные распри и интриги, в которых по уши погрязли члены ордена.

Характер моей работы претерпел изменений. До этого, пребывая в чине третьего класса, мои задания имели чёткую цель – найти и уничтожить. Сейчас же всё было несколько посложнее. Сейчас меня координировали члены совета. В трети заданий это был Агмус, в остальных же – другие магистры, каждый из которых вёл себя со мной определенным образом.

Могучий бородач Харольд Вагнер был холоден со мной, но подчёркнуто вежлив. Он всегда внимательно всматривался в меня, словно в очередной раз пытаясь разглядеть то, что не заметил до этого. Говорил со мной чёткими короткими репликами.

Лысый худой в маленьком пенсне Альфонсо Кастильоне, имевший отрешённо-сосредоточенное выражение лица, говорил со мной всегда глядя куда-то в сторону, не замечая меня, словно я был частью мебели. Иногда всё же он переводил взгляд на меня, но выражение его физиономии не менялось, словно я так и оставался неодушевленным предметом интерьера.

Обладатель пепельного цвета волос и острой бородки Франсуа Дюмонт, держал себя со мной нарочито пренебрежительно и заносчиво. Он заставлял меня ждать в своей приёмной по сорок минут. Что, впрочем, меня не сильно беспокоило, так как со мной всегда были книги. Зачастую он начинал свою речь следующим образом: “Я бы предложил вам бокал чистой ароматной крови. Однако, мистер Эддингтон, я наслышан о том, что вы предпочитаете рвать свежую плоть при полной луне”. Проговаривал магистр Дюмонт, с ядовитой ухмылкой.

Синеволосая миниатюрная Лукреция Легран держалась со мной на стороже, но при этом щедро расточала обаяние и вежливость. Она аккуратно интересовалась моими ощущениями во время трансформации, всегда ли я чувствую зверя внутри себя, могу ли контролировать его и направлять его ярость, и т.п. Я не до конца понимал игру, которую она затеяла. Ясно было одно, её интересует тот, кто одолел её лучшего мусорщика. Но о моём происхождении, ни магистр Легран, ни другие магистры, ничего не выспрашивали. О том что я причинил вред Китону Грэхему, да и о самой его персоне, она ни разу не обмолвилась. Я же старался вести себя с нею аккуратно, давая на её вопросы тщательно взвешенные ответы, наиболее выгодные для меня и моего инициатора.

Уничтожение мусора всегда проходило по заранее уготованному сценарию. Умерщвление целей происходило по плану, и всегда тем или иным необходимым образом. Зачастую моими целями становились публичные лица – актёры, журналисты, политики, музыканты, блогеры, юристы и пр. А подобные персоны требуют эффектной смерти с творческим подходом. Конечно, целями синдиката становились и рядовые, ни чем не примечательные, граждане. Что ни говори, а работёнка была грязной, ведь теперь она несла ярко выраженный управленческий характер.

Например, несколько раз я закладывал взрывчатку в метро, торговом центре и больнице. Однажды я с напарником-мусорщиком (были такие случаи, для которых требовалось двое и больше мусорщиков для выполнения задания) захватили вечером в заложники сотрудников некой газеты. Предварительно заставив их отправить нужные email-ы на определённые адреса, мы всех их уничтожили. Бывало и такое когда мы устраивали бойни в эмигрантских кварталах. Забавно было потом наблюдать что об этом говорили СМИ. То ответственность за погибших ложилась на радикальные исламские секты, то на российские спецслужбы, то на северокорейских тайных агентов. Я восхищался, с какой лёгкостью часовщики манипулируют мнением и страхами людей, загоняя их мысли и чувства в нужное русло, словно собака-пастух испуганных овец в загон.

Моя работа была нерегулярной: могло быть несколько целей в неделю, а могла быть и одна цель в месяц. Досуг я проводил за чтением книг, либо в Ignis-хауз либо на своей квартире, просмотром авторских фильмов на дому, посещением нескольких клубов андеграундного кино и, чаще всего ночными, прогулками по Лондону. У меня было предостаточно времени чтобы осмотреть Биг-Бен, Британский музей, Букингемский дворец, Национальную лондонскую галерею и пр. достопримечательности столицы Объединённого королевства. Прогуливаясь по залитым огнями дорогих витрин улицам Уэст-Энда, я с ироничным любопытством осматривал пафосно разодетый, гламурно накрашенных, приторно ухоженных мужчин и женщин младшей крови, не спеша выходящих из дорогих авто, скучно слоняющихся по клубам, ресторанам и бутикам. Все они щеголяли дорогими аксессуарами, новомодными гаджетами, накаченными телами и рафинированными чертами лица, созданными стараниями пластических хирургов и дюжины косметологов. Все они не замечали никого кругом себя, ни меня, ни людей возле них. Все они улыбались и здоровались только с себе подобными. В глазах их светилось самоуверенное превосходство и нахальное довольство своим социальным положением. Но как же жалки были они. Каждый из них мог стать расходным материалом синдиката. Мнением каждого от рождения бессознательно манипулировали. Каждый из них мог стать мусором, который уничтожит такой же мусорщик как и я.

Время от времени я посещал бар под названием “Пещера Каина”, где пропускал стаканчик крепкого напитка с кровью и алкоголем, в компании моих коллег по цеху (об этом я расскажу позже). Спустя пару лет прогулки по ночному Лондону мне наскучили. Тогда я стал брать машину на прокат, и ездил изучать окрестности города и близлежащие графства.

Предоставьте всю грязную работу мне

Мысленно ахнув, Эврих покосился на телохранителей и, удостоверившись, что они заняты своими мертвецами, сунул чингак имперского сыска в стоящую подле него сумку. Хамдану с Аджамом совсем не обязательно знать, кого они с его легкой руки прикончили. Сон их от этого крепче не станет, скорее наоборот. Высыпал монеты обратно в кошель и принялся наблюдать за телохранителями.

Обшарив тела поверженных противников, они взялись обыскивать трупы мужчин, убитых еще до появления их во дворе. Ни тот ни другой не обнаружили еще одного чингака, и Эврих вздохнул с облегчением, решив, что едва ли его спутники стали бы утаивать страшную находку.

«Вот ведь угораздило!» — с тоской подумал он, протягивая подошедшему Хамдану снятый с убитого кошель.

Буркнув что-то невнятное, тот спрятал его за пазуху, с подозрением оглянулся по сторонам, проверяя, не оставили ли они на месте схватки чего-то такого, что позволило бы друзьям убитых, буде те объявятся, напасть на след убийц. Аджам между тем ловко завернул собранное оружие в подобранный плащ, тот самый, которым негодяи закутывали женщине голову, и, с усилием вскинув тяжелый сверток на плечо, вопросительно взглянул на старшего товарища.

— К храму возвращаться не будем. Надо уходить другой дорогой. — Хамдан замолк, прикидывая что-то, и спросил: — Как ты собираешься поступить с оружием?

— Отнесу к Нушапери, не пропадать же добру! — с вызовом произнес Аджам.

— Хорошо, но только никаких рассказов. И вообще никому ни словечка о наших геройствах. — Хамдан одарил Эвриха мрачным взглядом и, не дожидаясь ответа, устремился к щели между глинобитными хижинами.

Аррант последний раз взглянул на плотно затворенные двери и ставни окружающих лачуг, подумав, что хозяева их, вероятно, привыкли к подобным потасовкам, раз до сих пор носа наружу не кажут. Но наблюдают-то они за всем происходящим во все глаза и уж его-то, благодаря светлому цвету кожи, хорошо запомнят. И очень скоро человек, руководящий тайным сыском Кешо, будет знать приметы тех, кто прикончил его людей. Хотя оставалась еще надежда на то, что обитатели двора, не желая осложнять себе жизнь, стащат в сумерках бездыханные тела к реке и на все вопросы будут отвечать равнодушным пожатием плеч и традиционным: «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем». Со временем, разумеется, кто-нибудь из них проговорится, и хорошо бы, чтобы к тому моменту его уже не было в священном Городе Тысячи Храмов.

Шагая за Хамданом, Эврих попытался разобраться в воцарившемся в голове сумбуре, но сделать это удалось далеко не сразу. Все произошло так стремительно, что мысли разбегались в поисках ответов на множество вопросов. Прежде всего его мучило собственное, несообразное ни с чем поведение. Уж если он решился ответить на призыв о помощи и бросился в бой, то почему не дрался, как положено мужчине? Почему предоставил сделать всю грязную работу своим телохранителям? Рассуждая здраво, он не мог не признать такое решение разумным: они, конечно же, должны были справиться с этим делом лучше него, и так оно и оказалось. Однако разумные решения далеко не всегда самые верные, и его действия попахивали если не трусостью, то подлостью. То есть смелость он проявил прямо-таки дурацкую, но жар-то загреб чужими руками.

«Экий ловкач! — с отвращением думал Эврих, стискивая зубы, дабы не начать поносить себя распоследними словами. — Экий добряк! Он и попавшей в беду помог, и рук не замарал! Ах ты наш многосовестливый чистюля! Не с руки тебе, значит, ножичком своего ближнего ткнуть, пускай другие в кровище мараются, а ты бочком-бочком и в кусты! Я, мол, не боец, я лекарь… Ну так и сидел бы со своими склянками, не лез в благодетели. .»

Но не лезть он не мог Не умел. И в то же время слишком памятен ему был затравленный взгляд Зачахара, прочитавшего на лице поднявшего лук арранта свой смертный приговор. Залитый кровью и заваленный трупами двор Зачахарова дома. О Боги Небесной Горы, ну почему Волкодав не моргнув глазом отправил к праотцам шестерых насильников, а у него не поднялась рука вонзить кинжал в брюхо хотя бы одному? Ведь не был бы он, верно, столь щепетилен, не окажись за его спиной Хамдана с Аджамом.

А впрочем, какое дело спасенной ими женщине до того, кто именно прикончил ее обидчиков? И были ли в самом деле обидчиками три убитых по его вине человека, состоящих, судя по чингаку, на службе у императора? На тайной службе — стало быть, облеченных особым доверием и выполнявших задания особой важности? И кем же тогда была женщина, ухитрившаяся сбежать, пока его телохранители убивали вязавших ее мужчин? И почему она сбежала?

В первый момент это не удивило его: боязнь попасть из огня да в полымя многое объясняла. Хотя враги тех, кто совершил на нее нападение, вольно или невольно оказывались в стане ее друзей… Но она могла и не желать иметь их в числе друзей. Особенно ежели знала прежде одного из них. Не его, Эвриха, — а ведь было, было в ее обрамленном коротко стриженными, похожими на шапочку волосами лице что-то знакомое! Не Аджама — тот вел себя совершенно естественно, в то время как Хамдан…

— О Хаг-Хагор! — пробормотал потрясенный аррант. — Значит, они с Хамданом узнали друг друга! Любопытно было бы знать… — Он уставился в спину шагавшего перед ним телохранителя и решил, что по меньшей мере эта его догадка верна.

Теперь, после находки чингака в кошеле убитого, он мог со значительной долей уверенности предположить, что теснимый его телохранителями негодяй кричал что-нибудь вроде: «Остановитесь! Именем Кешо!» Но был ли он в таком случае негодяем? Или они убили блюстителей порядка, изловивших воровку, отравительницу, муже— или детоубийцу? Ведь то, что она женщина — увы и ах! — еще не говорит о ее безупречности.

— Помоги мне Отец Созидатель, если я по неведению и дурости, вместо того чтобы спасать свой кошель, избавил от заслуженной кары преступницу и убил тех, кто охраняет жизнь и покой обитателей Города Тысячи Храмов… — прошептал Эврих, ясно сознавая, что не обретет покоя, пока не выпытает у Хамдана, что за женщину они выручили из беды.

Он вспомнил молящие о помощи, широко распахнутые глаза незнакомки и зябко передернул плечами. Неужели у преступницы и злодейки может быть такой обжигающий, проникающий в самую душу взгляд?

Взгляд безвинно страдающей жертвы, подобрал ему наконец определение аррант, и на душе у него чуть-чуть полегчало. Не мог он так ужасно ошибиться. Не столь уж он наивен, чтобы перепутать палача с жертвой. Но разве сам он не был палачом Зачахара? Ничуть, кстати, не походившего на жертву до тех пор, пока не увидел в руках Эвриха натянутый лук, пока длинная стрела не вонзилась ему в грудь по самое оперение…

Глава шестая. Подсылы

707-й год от основания Города Тысячи Храмов.

1-й год правления Триумвирата

— Уруб сделал все, что мог, — тихо сказала Ильяс. — Она кричит не от боли. Точнее, не от телесной боли. Это взывает о мести ее истоптанная, поруганная душа.

— У нее очень горластая душа. Почему бы ей не взывать об отмщении немного потише? — раздраженно поинтересовался желтоглазый. — Пусть твой Уруб даст ей на ночь успокаивающее или снотворное. Уж врач-то, кажется, должен знать, что до любой души можно добраться, воздействуя на тело. Пока она еще с ним не рассталась, разумеется.

— Можно, — согласилась девушка, не глядя на беспокойно ворочавшегося среди горы подушек больного, которому уже заметно полегчало, но до полного выздоровления было еще далеко. — До души Нганьи твои настатиги именно так и добрались. Я ведь тебе уже рассказывала, как они это проделали?

— Почему это «мои»? Меня там не было. Я не приказывал и не позволял им… развлекаться с твоей подругой. И не могу нести ответственность за все творящиеся в столице безобразия.

— Разве? А мне-то казалось, что ты член Триумвирата и это по твоему приказу настатиги рыщут по особнякам Небожителей, ища предлога, чтобы расправиться с их обитателями и вволю пограбить, прежде чем пополнить императорскую казну за счет этих несчастных.

Ильяс не желала в очередной раз ссориться с желтоглазым, но он сам нарывался на неприятности и, да поможет ей Нгура, получит их, коль скоро ему так уж неймется.

— Если ты называешь то, что твои подонки ветераны сотворили с Нганьей, «развлечением», то тебя не должны смущать ее крики. Вполне естественно, что «развлечение» это ей крепко запомнилось и теперь она переживает его снова и снова в своих сновидениях. Позволив настатигам вести себя в столице империи как в захваченном чужеземном городе, ты догадывался, к чему это приведет, не так ли?

— Никто не позволял им и тем более не приказывал убивать и насиловать невинных… — упрямо гнул свое Таанрет, но девушка, рывком поднявшись из низкого, специально принесенного сюда для нее из отцовского кабинета кресла, нетерпеливо прервала его:

— Ну конечно же Нганья виновна! Она ведь бросилась защищать свою мать и способна была голыми руками перебить полсотни до зубов вооруженных настатигов! Ах, извини, яр-нуарегов — «ревнителей справедливости»! Ей бы, дурище, радоваться и млеть от счастья, глядя, как дюжие мужики избивают ее маму древками копий, а она… — Ильяс задохнулась от гнева, но тут же взяла себя в руки и саркастически продолжала: — Да и как ее было не избивать? Она же позволила себе заступиться за старого лекаря, вся вина коего заключалась в том, что он всю свою сознательную жизнь исцелял обитателей «Букета астр», равно как и всех прочих обращавшихся к нему за помощью недужных. Сие преступление нельзя было оставить безнаказанным!

— Ты не видела, что делали проклятые колдуны с моими соратниками, а этот самый лекарь, быть может…

— Это был лекарь! Понимаешь ты, ле-карь! Вра-че-ва-тель! Даже глупая птица не гадит в своем гнезде, а пес — в будке! Если вы перебьете лекарей, люди в Мванааке без их помощи будут дохнуть как мухи! Тебе это в голову не приходило? Ты не задумывался над тем, что даже колдунов нельзя убивать, не доказав предварительно вину каждого из них? Что это люди, твои сограждане, а теперь и подданные, имеющие такие же права, как и ты сам!

— Успокойся. Береги дыхание, — холодно посоветовал Таанрет, выдержав достаточную паузу, чтобы готовая ударить его форани чуть поостыла. — Спокойно идущий пойдет далеко, а решать споры криком — удел дураков.

— Так, значит, я дура? — горько усмехнувшись, спросила Ильяс. — И к тому же, наверное, предательница, раз позволила себе повысить голос на члена безгрешного, безупречного Триумвирата. Когда окончательно выздоровеешь, не забудь разрешить своим людям «развлечься» и со мной. Впрочем, ты можешь сделать это прямо сейчас: папа прислал два десятка настатигов для твоей охраны. Позвать их? Быть может, ты захочешь посмотреть, насколько они поднаторели в изобличении и наказании юных преступниц?

— Говорят, женщины начинают превращаться в гадюк сразу после замужества, однако в тебе уже сейчас предостаточно яда. И ты прекрасно знаешь, что можешь жалить меня безнаказанно.

— Это почему же? — спросила Ильяс с самым невинным видом. — Я не настатиг, которому позволено решительно все, а ты не беззащитный обыватель, над которым ныне разрешено глумиться любому мерзавцу, присягнувшему на верность нашему славному Триумвирату.

— Потому что я сам мечтаю «развлечься» с тобой и ты не можешь об этом не догадываться. — Таанрет устремил на девушку горящий взгляд, и она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются, а сердце стучит где-то у самого горла. — Я так хочу тебя, что готов выслушивать любые пакости, самые несуразные упреки и наветы, которые ты вздумаешь обрушить на мою бедную голову.

— К чему такие жертвы? Скажи только слово, и верные Триумвирату настатиги мигом заставят меня замолчать. Заткнут рот кляпом, разденут и разложат перед тобой. А ежели ты, будучи еще не вполне здоров, не сможешь довести меня до состояния Нганьи, они умело и со знанием дела довершат начатое своим достойным предводителем.

На этот раз, похоже, ей удалось-таки всерьез достать желтоглазого. Губы его стали похожи на шрам, косо перечеркнувший нижнюю часть лица, на скулах вздулись желваки, а крепко зажмуренные глаза и вспухшие на лбу жилы красноречивее всяких слов говорили о том, каких сил ему стоило сдержаться и не ответить на происки дерзкой форани так, как они того заслуживали.

— Мне незачем прибегать к услугам яр-нуарегов, — приглушенным голосом проговорил Таанрет после длительного молчания. — Ты сама придешь в мои объятия и будешь умолять взять тебя, ибо испытываешь ко мне ничуть не меньше влечения, чем я к тебе. Ты сама будешь тянуться к моему рту жадными губами. Твои руки будут оплетать меня, как лианы — древесный ствол. Твои бедра будут распахнуты передо мной, как двери дворца перед императором. Я знаю, что так будет.

— Ах так ты еще и предсказатель к тому же? Вот уж не предполагала… — прошипела Ильяс, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на Таанрета и не выцарапать его гнусные янтарные глазищи. — Самовлюбленный мерзавец! Ослам впору брать у тебя уроки упрямства, а трактирщикам — грубости! — бросила девушка, гордо вскинула голову и направилась к двери.

От слов желтоглазого ее бросило в жар. Она презирала и ненавидела его, сознавая, что все будет именно так, как он говорит, если у нее не хватит сил запретить себе приходить к нему, справляться у Уруба о его здоровье, думать о нем…

— Спасаешься бегством? Но можно ли убежать от себя? Вспомни, разве это я высматривал тебя у Древа Исполнения Желаний? И разве просил я тебя дежурить у моей постели денно и нощно, вместо того чтобы лить слезы над своей невменяемой, изнасилованной по моему приказу моими людьми подругой?

— Ты! Ты. — Ильяс замерла у двери, силясь подобрать слова, которые могли бы в полной мере выразить охватившие ее чувства: гнева, возмущения, горечи и разочарования.

— Моя маленькая форани! Ты еще сама не знаешь, чего хочешь, но я-то вижу…

Голос Таанрета пресекся, послышался душераздирающий хрип, и Ильяс, забыв о своем намерении навсегда вычеркнуть желтоглазого из своей жизни и мыслей, бросилась к его ложу.

Глаза больного закатились, тело выгнулось дугой и держалось лишь на пятках и на затылке. Руки судорожно подергивались, язык вывалился из распахнутого рта.

— О Нгура Заступница! — вскрикнула девушка, обхватывая Таанрета за плечи и стараясь уложить на постель, точно это могло ему хоть чем-то помочь.

В следующее мгновение она ощутила, как пальцы больного сомкнулись на ее левом запястье, тело расслабилось, и, уставясь ей в глаза холодным, совершенно осмысленным взглядом, Таанрет промолвил:

— Довольно глупостей. Я давно уже хочу поговорить с тобой и кое-что объяснить. Но завожусь от твоих упреков и начинаю вести себя как мальчишка.

— Отпусти меня! — потребовала Ильяс, до глубины души возмущенная его притворством. — Нам не о чем разговаривать. Я не желаю тебя слушать!

— Ну вот, опять начинается! Мне надоело, что ты винишь меня во всех смертных грехах. Поверь…

— Немедленно отпусти меня! — яростно взвизгнула форани, тщась вырвать руку из тисков Таанретовых пальцев. — Негодяй, врун, притворщик…

Желтоглазый, приподнявшись на постели, сгреб Ильяс в охапку и поймал ее губы своими. Она рванулась, пытаясь высвободиться и мысленно сравнивая себя с попавшей в тенета паука мухой, но из этого, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Да и не могло выйти, ибо губы Таанрета источали сладкий яд. Они были нежными, ласковыми и требовательными, упругими и жесткими одновременно. Они манили и обещали, молили и приказывали, и, главное, ей уже так давно хотелось попробовать их на вкус!

— Это нечестно! — прошептала девушка, воспользовавшись тем, что Таанрет позволил ей сделать глоток воздуха.

— Конечно, моя радость, — ответствовал он и вновь закрыл ей рот поцелуем, вынуждая чуть приоткрыть губы. Ильяс тихонько ахнула, желтоглазый очертил ее рот языком, проникая через преграду зубов. «Вай-ваг! Он делает со мной что хочет, и это доставляет мне радость! — Она откинула голову назад, чтобы перевести дух, и губы Таанрета проложили обжигающую тропинку по ее горлу. — Я не хочу!» Но ужас ее положения в том-то и заключался, что она хотела, она жаждала его поцелуев и всего того, что неизбежно должно было последовать вслед за ними.

Однако не последовало.

Объятия Таанрета внезапно ослабели, и он чуть слышно прошептал:

— Ильяс, дорогая моя, я и правда хочу с тобой поговорить.

Наваждение развеялось. Форани отстранилась от желтоглазого, машинально поправляя сложную прическу, стоившую матушке Мутамак немалых трудов.

— Мне очень жаль, что Нганью постигло такое страшное несчастье. Нет-нет, молчи! Я как раз хочу объяснить тебе, что не виновен во всех тех злодеяниях, которые ты мне приписываешь. Погоди, у нас не получится разговора, если ты будешь слушать только себя.

— Ну хорошо, говори. Хотя, по-моему, я только тем и занята, что выслушиваю твои оскорбления.

Ильяс поспешно поднялась с Таанретова ложа и направилась к окну, чтобы собраться с мыслями и привести в порядок свои растрепанные чувства.

— А мне кажется, что оскорбления выслушиваю я. Причем незаслуженные. С чего ты взяла, будто основная цель переворота состоит в сведении старых счетов? Никто из его предводителей не желал и не желает проливать чью-либо кровь и творить несправедливости. И мною, если хочешь знать, движет отнюдь не желание отомстить за смерть близких…

— Эта цель уже достигнута. Димдиго, его жена и сын мертвы. Так же как и ближайшие родичи, — заметила Ильяс, поднимая занавешивавшую окно тростниковую штору и подставляя лицо слабому ветерку. К облегчению от того, что Таанрет выпустил ее из своих объятий, испытав внезапное желание объясниться, примешивалось сожаление по поводу того, что он это сделал, а также страх перед собственной готовностью откликнуться на его призыв.

— Смерть Димдиго и его родичей была вызвана прежде всего государственной необходимостью. Оставить кого-нибудь из них в живых было равносильно тому, чтобы развести костер подле скирды сена. Рано или поздно она займется, и попробуй-ка ее потом потуши. — Желтоглазый уселся поудобнее, опершись на груду подушек. — Несколько лет назад я и правда мечтал о том, как буду собственными руками тянуть жилы из самозванца, погубившего моих родителей и сестру. Теперь желание это кажется мне недостойным мальчишеством. Месть должна была свершиться, но цель переворота видится мне в другом.

— Жажда власти? — предположила Ильяс.

— Создание новой империи. Без императора. Или же, на худой конец, с императором, власть которого будет ограничена Советом Небожителей, в который могут войти старшины ремесленных цехов и представители купечества. Чем-то наподобие аррантского Кворума эпитиаров. Власть, сосредоточенная в руках одного человека, приводит к чудовищным злоупотреблениям. Традиции, которыми мы так гордились, давно изжили себя, Небожители превращаются в стадо дармоедов. Провинции нищают и стонут от самодуров наместников. Империя прогнила настолько, что уже перестала ощущать запах собственного разложения…

— Не понимаю, — растерянно пробормотала Ильяс. — Империя без императора — это все равно что черепаховый суп без черепахи.

— Дело не в названии! — раздраженно воскликнул Таанрет. — Чиновники воруют, наместники творят что им вздумается, восстания в провинциях следуют одно за другим и превратились в повседневное зло. Императору не хватает ни сил, ни ума, дабы достойно управлять гигантскими территориями, на которых проживают сотни тысяч людей. Продажные судьи, алчные сборщики налогов, Небожители, не желающие утруждать себя ни гражданской, ни военной службой…

— Ну хорошо, мир наш далек от совершенства, и империя, вероятно, не является исключением. Но разве настатиги своими зверствами могут что-то исправить?

— О, это всего лишь временное зло. Яр-нуареги — любимое детище Кешо, того самого великана, которого ты видела в храме Балаала, помнишь? Он излишне подозрителен, но скоро уймется. Уже на следующей седмице мы соберем Старший Круг Небожителей и изберем постоянно действующий при Триумвирате Совет. Мы сменим наместников и чиновников. Уменьшим и перераспределим налоги. Примем закон об обязательном участии оксаров в делах государства Откроем для них школы, от посещения которых их дети не смогут уклониться.

Мы изменим процедуру судопроизводства и сделаем часть чиновничьих должностей выборными. Предоставим больше самостоятельности провинциям и заложим торговый флот. Я дам тебе почитать трактат Орочи Мунга, и ты увидишь, как преобразится наша дряхлая империя…

Глаза Таанрета сверкали, как драгоценные камни, и форани подумала, что была несправедлива к нему. Меньше всего он был сейчас похож на кровожадного тирана, а в империи, по словам отца, давно уже назрела необходимость перемен. Не зря же слуги и рабы шептались о том, что императорские склады ломятся от запасов риса и зерна, а селяне дохнут с голода. Ремесленники разоряются, а купцы предпочитают перебираться в Аррантиаду, Саккарем и Халисун.

— И все же настатиги… Они не должны творить произвол.

— Не должны? — задумчиво переспросил желтоглазый. — Мне довелось служить полу сотником под началом барбакая Адунга. В мятежном Сурубале, не пожелавшем сдаться и выдержавшем полуторамесячную осаду, он велел вырезать всех мужчин. Женщины могли только завидовать их участи. Я был возмущен жестокостью барбакая, но после того, как три других города восставшей провинции распахнули свои ворота, едва прослышав о нашем приближении, понял, что Адунг был по-своему добр и милосерден. Жестокость его по отношению к жителям Сурубала спасла впоследствии жизнь великому множеству людей. Кроме того, Татам и Кешо считают, что это самый простой, быстрый и дешевый способ вознаградить наших соратников. Им надо позволить ощутить какие-то перемены сразу же. А Небожителей следует пробудить от спячки. Это их город, их страна, о которой они должны думать и заботиться не меньше, чем о процветании своих поместий.

Я полагаю, Старшему Кругу Небожителей удастся обуздать Кешо, для которого власть без злоупотреблений теряет всякую привлекательность Впрочем, это все мелочи, — легкомысленно взмахнул рукой Таанрет. — Послушай-ка лучше, как я придумал наполнить казну за счет новых железодобывающих и медных рудников. Да одно только это позволит со временем отказаться от части налогов! А если еще идею Татама — обратить запасы риса и зерна в золото благодаря расширению торговли с северянами — удастся воплотить в жизнь…

«Вай-ваг! Да он просто мечтатель! Мальчишка, грезящий о грядущих свершениях и не замечающий, что ступает по обсиженным мухами коровьим лепешкам!»

Открытие это обрадовало и вместе с тем испугало Ильяс. Обрадовалась она за себя, а испугалась за империю: мечтательный мальчишка у кормила власти может оказаться еще ужаснее, чем кровожадный деспот.

Матушка Мутамак хмурилась, щурилась, надувала щеки и кривила губы, выговаривая своей госпоже за то, что та слишком много времени проводит с безбожным желтоглазым негодяем, из-за коего — пусть Ильяс попомнит ее слово — ей еще предстоит хлебнуть шилом патоки.

Предоставьте всю грязную работу мне

Середина 19 века, США. В книге рассказывается о приключениях и мировосприятии детей 10-летнего возраста выросших в малеьком городке. Легкая веселая интересная книга.

Как же приятно засыпать, когда в наушниках мантра, а по комнате витает запах картошечки по-деревенски

Все Новости за сегодня в эфире ТВ канала Первый Всемирная сеть на Центральном Интернет ТВ. Новости, познавательные передачи и развлекательные шоу, фильмы и сериалы – все это вы можете смотреть на.

за чай, который был приправлен мёдом, за песню, что кружит нас хороводом, я благодарен всем – живым и мёртвым. Скоро закончится эта большая история и я очень сильно чувствую как внутри сами собой.

Золото всегда было моим металлом. Недавно чужое золото стало приносить боль. Мое золото не так давно перестало играть в лучах солнце. Что же случилось, что мои цепочки порвались? Только вот твои.

Очень интересный и смешной фанф. ОЖП просто шикарная. Ошибок почти нет.

А ещё автор этого фанфа для каждой главы рисует по 2-4 иллюстрации. Больше всего мне понравилась эта:

­ ­

Saki ho ko runa tsumiwa

Anata to ita mono higi wo

Omo ida subashow

Kire ina ito tokite

Ike teru youro tobida

Subete wo shiita

Sari gono hida igo

Kure yoku tai chiga

Yasachii koe de

Kanashimi u ytau tagi

Nonoko ino tane wo boku

Eite yku katari masho

Anata no ai shita Mila ivo.

Roku gatsu no uso menomae no hontou

Sepia nishi mai komi

Yori sou toka muku moritoka

To oshi tsukete sayonara

Sono takuhi no kiyasume nara

Kiki akita hazu nanoni

Yurushi tekure souni monai

Me wo toji reba ikioi wa masu bakari de

Toomaki de kimi ga warau.

Zuibun nagai dakimatsu metai

Ame wa doushite boku wo erabu no

Nige ba nonai boku wo erabu no

Tsugihi ga jama wosuru

Mukau saki wa "tsugi" janakute

"Ka" bakari oi kaketa

Urame shiku kowaga rina boku

Sorosoro kana tesaguri tsukare ta hoo wo

Kattou ga kobore ochiru

Arai nagashi tekureru yubi

Yasashii ho haba de iyasu kizuato

Todoki soude todoka nai kyori

Zuibun nagai dakitsu metai

Ame wa doushite boku wo erabu no

Tsutsuma rete ii kana

Kyou mo ori tsuzuku keredo

Sotto sashi dashi ta kasa no naka de

Atatamo rini yori soi nag

2. А какие еще были варианты?

3. Сколько тебе лет?

5. Кем хотел стать в детстве?

6. Какую обувь предпочитаешь носить?

7. Чего коллекционируешь?

8. Город, в котором мечтаешь побывать?

10. Любимая деталь одежды?

12. Любимое животное?

14. Любимая фраза?

15. Утро, день, вечер или ночь?

16. Самая ненавистная группа?

17. Без кого твой мир был бы пуст?

18. Пешком или в авто?

19. Песня, которая помогает тебе выживать?

20. А что по-твоему есть Любовь?

21. Как назовешь сына?

23. Есть ли жизнь на Марсе?

Авторами текстов, изображений и видео, размещённых на этой странице, являются пользователи сайта.

Если Вы хотите пожаловаться на содержимое этой страницы, пожалуйста, напишите нам.

Бух Магия

Не беря во внимание, и без того всем известные качества хорошего гбуха — ответственность, знание всевозможных кодексов и тп. Хороший главбух тот, кто может грамотно поставить работу в своем подразделении. Т.е. главбух все знает, но всю «грязную» работу предпочитает делегировать своим подчиненным. В основном решает только глобальные задачи, т.е. напрягается несколько раз в месяц.

Значит кто обычно напрягается?)) Правильно, замглавбух и бухгалтера участков. Иногда нагрузка бывает такая, что не хватает времени все успеть даже, задерживаясь до позднего вечера. Быть на коне помогали и до сих пор помогают: офисные приложения, оптимизация рабочего времени, грамотная обработки информации, документов и сотрудников, кофе, кроссфит и бразильское джиу джитсу))

Принято представлять главбуха – строгой тётей-мотей за 40кет, заваленной документами, погруженной в цифры, с карандашом и калькулятором. Добавить к образу чашку чая с шоколадкой, 20-30 лишних кило и вот он привычный образ главного бухгалтера.

К счастью, это не всегда так. Все чаще на должности главного бухгалтера встречаются девушки в возрасте 27-35 лет. Это может быть молодая симпатичная девушка, как правило с одним/двумя детьми, и в тоже время настоящий профессионал своего дела.

Подписывайся на мой канал в Telegram и блог в «Instagram», чтобы первым узнавать о новых материалах!

Источники:
Глава XIII — Будни мусорщика. Грязная работа
Глава XIII — Будни мусорщика. Грязная работа Моё жилище Агмус обставил в слегка несвойственной ему манере, оно представляло симбиотический характер классической Англии с вкраплениями модерна.
http://www.proza.ru/2018/01/27/180
Предоставьте всю грязную работу мне
описание
http://www.fant-lib.ru/author/6533/fantasybook/36986/molitvin_pavel/mir_volkodava_-_3_veter_udachi/read/21
Предоставьте всю грязную работу мне
Предоставьте всю грязную работу мне Середина 19 века, США. В книге рассказывается о приключениях и мировосприятии детей 10-летнего возраста выросших в малеьком городке. Легкая
http://mindmix.ru/tag/%C8%ED%F2%E5%F0%E5%F1%ED%EE/2.html
Бух Магия
Бух Магия Не беря во внимание, и без того всем известные качества хорошего гбуха — ответственность, знание всевозможных кодексов и тп. Хороший главбух тот, кто может грамотно поставить
http://buhmagic.ru/good-gbuh/