Есть небольшое сельское кладбище

Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России

Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы да

  • Финал напоминает мощную, страстную музыку Бетхове­на. Автор словно с

кем-то горячо спорит, страстно и напряженно размышляет о мятежном

человеке, на моги­лу которого он привел читателя, о его неутешных

роди­телях: «Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Не­ужели любовь,

святая, преданная любовь не всесильна. »

Повторы, восклицания, вопросы — все это

передает драматизм раздумий автора, глубину и искренность его чувств.

Так можно писать лишь о дорогом и очень близ­ком человеке. Можно

по-разному трактовать заключи­тельные строки романа, но одно несомненно —

Тургенев, прощаясь со своими героями, еще раз отчетливо выразил свое к

ним отношение и подчеркнул основную идею рома­на, которую, на мой

взгляд, наиболее точно уловил критик Н. Н. Страхов: «Как бы то ни было,

Базаров все-таки побежден; побежден не лицами и не случайностями жизни,

но самою идеею этой жизни. Такая идеальная победа над ним возможна была

только при условии, что­бы ему была отдана всевозможная

справедливость. Иначе в самой победе не было бы силы и значения».

Источник:
Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России
Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы да Финал напоминает мощную, страстную
[link]http://smartcalendar.ru/2012/5276.html[/link]

Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России

Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам. Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка — муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем. Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной. АНАЛИЗ ПОСЛЕДНЕЙ ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА ТУРГЕНЕВА ОТЦЫ И ДЕТИ !

Перед нами эпилог романа И. С. Тургенева » Отцы и дети «. Автор привел своего героя к смерти, которая, как известно, является итогом жизни. Мы куда-то бежим, о чем-то спорим, но человек — ничто перед вечностью.

Именно эта мысль — главная в эпизоде описания сельского кладбища и могилы Базарова. Жизнь идет своим чередом и без этой сильной личности. А душа его покоится » на небольшом сельском кладбище на одном из отдаленных уголков России».Тургенев похоронил своего героя не в столице, где много людей, где рождаются странные теории и испорченные образованием и воспитанием люди.

Для отца и матери Базарова эти деревца — напоминание о прочной связи их, живых, с ним, с мертвым. Мы, читатели, вместе со стариками смахиваем землю с надгробного камня, теперь уже исторического. На могиле растут красивые цветы, от которых при жизни отворачивался герой.

На кладбище мы видим почти упавшие кресты и сдвинутые плиты, которые будто кто-то толкает снизу. Может быть, оттуда кто-то и что -то нам хочет сказать?

Родители идут на могилу сына » отяжелевшей походкой » и в ней читатель ощущает горе неимоверное. Могут ли они о ком-то или о чем-то думать, кроме как о любимом Енюшке ? Думаю , что нет. Только здесь они падают на колени, плачут, молятся, не могут долго уйти. Почему ? Потому, что здесь живут воспоминания. В конце предложения мы видим многоточие — знак размышления о жизни и судьбе. Родители молятся о быстрейшем воссоединении с сыном или о прощении ему, такому неспокойному при жизни и такому тихому здесь.

Описание построено на антитезе. С одной стороны кривые кресты,грязь, а с другой — жизнь, которая здесь есть. Глаголов «смерти» немного : гниют, поникли, похоронен, лежит. А вот глаголы » жизни » : » заросли» «сдвинуты», » окружает», «приходят «. В отрывке много эпитетов( плиты — каменные, деревца — ощипанные, тень — скудная. И » дряхлые » старички , видимо, скоро придут к сыну и тогда уже зарастет дорожка к захоронению человека, мечтавшего изменить мир.

Читая эпилог, я понимаю, что нет как такового конфликта поколений в семье , где царит уважение между ними ( так было у Кирсановых ). А Базаров пытался порвать эту связь, а потому — наказан. Видимо, не только он, потому что кладбище имеет вид печальный

В конце романа есть фраза «О жизни бесконечной», которая делает мирным сосуществование спорящих. Теперь уже не так важно, кто боролся за идею, а кто ее не имел, не нужно разводить по разные стороны отцов и детей. И союз И теперь уже точно соединительный. Человек должен жить , а не презирать даруемые радости. Такова природа, а мы, люди, — ее часть.Она не прощает гордыни и отрицания ее законов.

Человек- ничто перед мирозданием. Он не исключение, а часть природы. Не стоит критиковать, а лучше — подружиться со всеми и честно служить людям. Семья — это семь » я » , а в ней и любовь к родителям, к детям, к женщине.

Источник:
Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России
Школьные знания.com это сервис в котором пользователи бесплатно помогают друг другу с учебой, обмениваются знаниями, опытом и взглядами.
[link]http://znanija.com/task/3379187[/link]

Сельское кладбище

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;

Шумящие стада толпятся над рекой;

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В туманном сумраке окрестность исчезает.

Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;

Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,

Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Лишь дикая сова, таясь под древним сводом

Той башни, сетует, внимаема луной,

На возмутившего полуночным приходом

Ее безмолвного владычества покой.

Под кровом черных сосн и вязов наклоненных,

Которые окрест, развесившись, стоят,

Здесь праотцы села, в гробах уединенных

Навеки затворясь, сном непробудным спят.

Денницы тихий глас, дня юного дыханье,

Ни крики петуха, ни звучный гул рогов,

Ни ранней ласточки на кровле щебетанье —

Ничто не вызовет почивших из гробов.

На дымном очаге трескучий огнь, сверкая,

Их в зимни вечера не будет веселить,

И дети резвые, встречать их выбегая,

Не будут с жадностью лобзаний их ловить.

Как часто их серпы златую ниву жали

И плуг их побеждал упорные поля!

Как часто их секир дубравы трепетали

И по́том их лица кропилася земля!

Пускай рабы сует их жребий унижают,

Смеяся в слепоте полезным их трудам,

Пускай с холодностью презрения внимают

Таящимся во тьме убогого делам;

На всех ярится смерть — царя, любимца славы,

Всех ищет грозная. и некогда найдет;

Всемощныя судьбы незыблемы уставы:

И путь величия ко гробу нас ведет!

А вы, наперсники фортуны ослепленны,

Напрасно спящих здесь спешите презирать

За то, что гро́бы их непышны и забвенны,

Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать.

Вотще над мертвыми, истлевшими костями

Трофеи зиждутся, надгробия блестят,

Вотще глас почестей гремит перед гробами —

Угасший пепел наш они не воспалят.

Ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою

И невозвратную добычу возвратит?

Не слаще мертвых сон под мраморной доскою;

Надменный мавзолей лишь персть их бременит.

Ах! может быть, под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умевшего любить,

И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

Но просвещенья храм, воздвигнутый веками,

Угрюмою судьбой для них был затворен,

Их рок обременил убожества цепями,

Их гений строгою нуждою умерщвлен.

Как часто редкий перл, волнами сокровенный,

В бездонной пропасти сияет красотой;

Как часто лилия цветет уединенно,

В пустынном воздухе теряя запах свой.

Быть может, пылью сей покрыт Гамиден надменный,

Защитник сограждан, тиранства смелый враг;

Иль кровию граждан Кромвель необагренный,

Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах.

Отечество хранить державною рукою,

Сражаться с бурей бед, фортуну презирать,

Дары обилия на смертных лить рекою,

В слезах признательных дела свои читать —

Того им не дал рок; но вместе преступленьям

Он с доблестями их круг тесный положил;

Бежать стезей убийств ко славе, наслажденьям

И быть жестокими к страдальцам запретил;

Таить в душе своей глас совести и чести,

Румянец робкия стыдливости терять

И, раболепствуя, на жертвенниках лести

Дары небесных муз гордыне посвящать.

Скрываясь от мирских погибельных смятений,

Без страха и надежд, в долине жизни сей,

Не зная горести, не зная наслаждений,

Они беспечно шли тропинкою своей.

И здесь спокойно спят под сенью гробовою —

И скромный памятник, в приюте сосн густых,

С непышной надписью и резьбою простою,

Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.

Любовь на камне сем их память сохранила,

Их ле́та, имена потщившись начертать;

Окрест библейскую мораль изобразила,

По коей мы должны учиться умирать.

И кто с сей жизнию без горя расставался?

Кто прах свой по себе забвенью предавал?

Кто в час последний свой сим миром не пленялся

И взора томного назад не обращал?

Ах! нежная душа, природу покидая,

Надеется друзьям оставить пламень свой;

И взоры тусклые, навеки угасая,

Еще стремятся к ним с последнею слезой;

Их сердце милый глас в могиле нашей слышит;

Наш камень гробовой для них одушевлен;

Для них наш мертвый прах в холодной урне дышит,

Еще огнем любви для них воспламенен.

А ты, почивших друг, певец уединенный,

И твой ударит час, последний, роковой;

И к гробу твоему, мечтой сопровожденный,

Чувствительный придет услышать жребий твой.

Быть может, селянин с почтенной сединою

Так будет о тебе пришельцу говорить:

«Он часто по утрам встречался здесь со мною,

Когда спешил на холм зарю предупредить.

Там в полдень он сидел под дремлющею ивой,

Поднявшей из земли косматый корень свой;

Там часто, в горести беспечной, молчаливой,

Лежал, задумавшись, над светлою рекой;

Нередко в вечеру, скитаясь меж кустами, —

Когда мы с поля шли и в роще соловей

Свистал вечерню песнь, — он томными очами

Уныло следовал за тихою зарей.

Прискорбный, сумрачный, с главою наклоненной,

Он часто уходил в дубраву слезы лить,

Как странник, родины, друзей, всего лишенный,

Которому ничем души не усладить.

Взошла заря — но он с зарею не являлся,

Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;

Опять заря взошла — нигде он не встречался;

Мой взор его искал — искал — не находил.

Наутро пение мы слышим гробовое.

Несчастного несут в могилу положить.

Приблизься, прочитай надгробие простое,

Чтоб память доброго слезой благословить».

Здесь пепел юноши безвременно сокрыли,

Что слава, счастие, не знал он в мире сем.

Но музы от него лица не отвратили,

И меланхолии, печать была на нем.

Он кроток сердцем был, чувствителен душою

Чувствительным творец награду положил.

Дарил несчастных он — чем только мог — слезою;

В награду от творца он друга получил.

Прохожий, помолись над этою могилой;

Он в ней нашел приют от всех земных тревог;

Здесь все оставил он, что в нем греховно было,

С надеждою, что жив его спаситель-бог.

Сельское кладбище. Написано в мае — сентябре 1802 г. Впервые напечатано в журнале «Вестник Европы», 1802, № 24, с посвящением А. И. Т—у (Андрею Ивановичу Тургеневу). Вольный перевод прославленной элегии Т. Грея «Elegy written in a Country Churchyard» («Элегия, написанная на сельском кладбище»). Эта элегия была известна русскому читателю задолго до перевода Жуковского. Уже в 1789 г. «Беседующий гражданин» поместил довольно близкий к подлиннику прозаический перевод этого произведения, а еще ранее, в журнале Новикова «Покоящийся трудолюбец» за 1786 г., был напечатан стихотворный перевод заключительной части элегии под заголовком «Эпитафия господина Грея самому себе». Существовали и другие переводы.

Лишь слышится вдали рогов унылый, звон. — В «Вестнике Европы» к этой строке автором сделано примечание: «В Англии привязывают колокольчики к рогам баранов и коров».

Гампден надменный — Джон Гемпден (1596 — 1643), активный участник английской революции XVII века на первых ее этапах.

Источник:
Сельское кладбище
Сельское,кладбище,Элегия
[link]http://zhukovskiy.lit-info.ru/zhukovskiy/stihi/stih-11.htm[/link]

Сельское кладбище — В

«Сельское кладбище» Василий Жуковский

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;

Шумящие стада толпятся над рекой;

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В туманном сумраке окрестность исчезает…

Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;

Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,

Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Лишь дикая сова, таясь, под древним сводом

Той башни, сетует, внимаема луной,

На возмутившего полуночным приходом

Ее безмолвного владычества покой.

Под кровом черных сосн и вязов наклоненных,

Которые окрест, развесившись, стоят,

Здесь праотцы села, в гробах уединенных

Навеки затворясь, сном непробудным спят.

Денницы тихий глас, дня юного дыханье,

Ни крики петуха, ни звучный гул рогов,

Ни ранней ласточки на кровле щебетанье —

Ничто не вызовет почивших из гробов.

На дымном очаге трескучий огнь, сверкая,

Их в зимни вечера не будет веселить,

И дети резвые, встречать их выбегая,

Не будут с жадностью лобзаний их ловить.

Как часто их серпы златую ниву жали

И плуг их побеждал упорные поля!

Как часто их секир дубравы трепетали

И потом их лица кропилася земля!

Пускай рабы сует их жребий унижают,

Смеяся в слепоте полезным их трудам,

Пускай с холодностью презрения внимают

Таящимся во тьме убогого делам;

На всех ярится смерть — царя, любимца славы,

Всех ищет грозная… и некогда найдет;

Всемощныя судьбы незыблемы уставы:

И путь величия ко гробу нас ведет!

А вы, наперсники фортуны ослепленны,

Напрасно спящих здесь спешите презирать

За то, что гробы их непышны и забвенны,

Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать.

Вотще над мертвыми, истлевшими костями

Трофеи зиждутся, надгробия блестят,

Вотще глас почестей гремит перед гробами —

Угасший пепел наш они не воспалят.

Ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою

И невозвратную добычу возвратит?

Не слаще мертвых сон под мраморной доскою;

Надменный мавзолей лишь персть их бременит.

Ах! может быть, под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умевшего любить,

И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

Но просвещенья храм, воздвигнутый веками,

Угрюмою судьбой для них был затворен,

Их рок обременил убожества цепями,

Их гений строгою нуждою умерщвлен.

Как часто редкий перл, волнами сокровенный,

В бездонной пропасти сияет красотой;

Как часто лилия цветет уединенно,

В пустынном воздухе теряя запах свой.

Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный,

Защитник сограждан, тиранства смелый враг;

Иль кровию граждан Кромвель необагренный,

Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах.

Отечество хранить державною рукою,

Сражаться с бурей бед, фортуну презирать,

Дары обилия на смертных лить рекою,

В слезах признательных дела свои читать —

Того им не дал рок; но вместе преступленьям

Он с доблестями их круг тесный положил;

Бежать стезей убийств ко славе, наслажденьям

И быть жестокими к страдальцам запретил;

Таить в душе своей глас совести и чести,

Румянец робкия стыдливости терять

И, раболепствуя, на жертвенниках лести

Дары небесных муз гордыне посвящать.

Скрываясь от мирских погибельных смятений,

Без страха и надежд, в долине жизни сей,

Не зная горести, не зная наслаждений,

Они беспечно шли тропинкою своей.

И здесь спокойно спят под сенью гробовою —

И скромный памятник, в приюте сосн густых,

С непышной надписью и резьбою простою,

Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.

Любовь на камне сем их память сохранила,

Их лета, имена потщившись начертать;

Окрест библейскую мораль изобразила,

По коей мы должны учиться умирать.

И кто с сей жизнию без горя расставался?

Кто прах свой по себе забвенью предавал?

Кто в час последний свой сим миром не пленялся

И взора томного назад не обращал?

Ах! нежная душа, природу покидая,

Надеется друзьям оставить пламень свой;

И взоры тусклые, навеки угасая,

Еще стремятся к ним с последнею слезой;

Их сердце милый глас в могиле нашей слышит;

Наш камень гробовой для них одушевлен;

Для них наш мертвый прах в холодной урне дышит,

Еще огнем любви для них воспламенен.

А ты, почивших друг, певец уединенный,

И твой ударит час, последний, роковой;

И к гробу твоему, мечтой сопровожденный,

Чувствительный придет услышать жребий твой.

Быть может, селянин с почтенной сединою

Так будет о тебе пришельцу говорить:

«Он часто по утрам встречался здесь со мною,

Когда спешил на холм зарю предупредить.

Там в полдень он сидел под дремлющею ивой,

Поднявшей из земли косматый корень свой;

Там часто, в горести беспечной, молчаливой,

Лежал, задумавшись, над светлою рекой;

Нередко ввечеру, скитаясь меж кустами,-

Когда мы с поля шли и в роще соловей

Свистал вечерню песнь,- он томными очами

Уныло следовал за тихою зарей.

Прискорбный, сумрачный, с главою наклоненной,

Он часто уходил в дубраву слезы лить,

Как странник, родины, друзей, всего лишенный,

Которому ничем души не усладить.

Взошла заря — но он с зарею не являлся,

Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;

Опять заря взошла — нигде он не встречался;

Мой взор его искал — искал — не находил.

Наутро пение мы слышим гробовое…

Несчастного несут в могилу положить.

Приблизься, прочитай надгробие простое,

Что память доброго слезой благословить».

Здесь пепел юноши безвременно сокрыли,

Что слава, счастие, не знал он в мире сем.

Но музы от него лица не отвратили,

И меланхолии печать была на нем.

Он кроток сердцем был, чувствителен душою —

Чувствительным творец награду положил.

Дарил несчастных он — чем только мог — слезою;

В награду от творца он друга получил.

Прохожий, помолись над этою могилой;

Он в ней нашел приют от всех земных тревог;

Здесь все оставил он, что в нем греховно было,

С надеждою, что жив его спаситель-бог.

У стихотворения «Сельское кладбище» Василия Жуковского очень богатая и необычная история. Его первый вариант был создан в 1801 году, и является русскоязычным переводом одноименного произведения английского поэта Томаса Грея. Стоит отметить, что сам Жуковский с юности увлекался переводами и находил особое очарование в романтизме. Однако стихотворение «Сельское кладбище» стало первым литературным экспериментом автора, результаты которого он согласился опубликовать.

В 1839 году Василий Жуковский путешествовал по Англии и побывал на сельском кладбище недалеко от Винздора. Каково же было изумление поэта, когда он узнал, что именно этому некрополю в свое время и было посвящено стихотворение. Тогда у поэта появилась идея сделать новый перевод, дополнив его собственными впечатлениями. Таким образом, второй вариант «Сельского кладбища» был написан и опубликован летом 1839 года.

Это стихотворение наполнено романтикой сельской жизни, которой искренне восхищается Жуковский. Поэтому первые строки произведения посвящены описанию мирного быта английских крестьян, у которых только что закончился трудовой день. Томас Грей, а вместе с ним и Василий Жуковский выхватывают тот момент из жизни, когда «колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает. Пастухи гонят с лугов стада, пахари возвращаются домой. Окружающий мир находится в том состоянии, когда на смену суете дня приходят прохлада и тишина весеннего вечера. «Уж бледнеет окрестность, мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполнен весь тишиною торжественной», — отмечает поэт, восхищаясь этим состоянием спокойствия и умиротворения, которое дарит ему сама природа.

Однако поэт знает, что ночь пройдет, и новый день вновь вступит в свои права, принеся очередные проблемы, заботы и впечатления. Однако существует такой уголок, которого не касается вся эта суета. Это место – старинное сельское кладбище, где единственным живым существом является сова. Покой этой мудрой птицы можно нарушить, лишь «случайно зашедши к ее гробовому жилищу». Древние могилы поэт сравнивает с кельями, двери в которые навеки затворены за усопшими. Они обрели вечный покой, которого так не хватает живым, но обратной стороной медали является то, что покоящиеся под тяжелыми плитами люди уже не в состоянии что-то изменить в таком непостоянном и непредсказуемом мире. «С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывны рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели», — подчеркивает поэт.

Источник:
Сельское кладбище — В
«Сельское кладбище» Василий Жуковский Уже бледнеет день, скрываясь за горою; Шумящие стада толпятся над рекой; Усталый селянин медлительной стопою Идет, задумавшись, в шалаш спокойный
[link]http://pishi-stihi.ru/selskoe-kladbishhe-zhukovskij.html[/link]

CATEGORIES